Расследования под прикрытием всегда убивают много нервных клеток. Но даже при работе в таких организованных преступных группировках, как Мафия или Наци, где насилие бьет ключом, всегда существует множество способов избежать участия в конфликтах. Агент под прикрытием неизбежно сталкивается с необходимостью бездействовать при совершаемом в его присутствии преступлении, но в случае с Монголами это было особенно тяжело, поскольку вся их жизнь являлась непрерывной чередой различных насильственных действий, вплоть до убийств.
В отличие от Мафии, мотобанды, такие как Mongols MC, не ставят своей основной целью получение прибыли. У них всегда есть множество способов преступного заработка, начиная от торговли наркотиками и заканчивая бандитизмом, перевозкой оружия и кражей мотоциклов. Но криминальная деятельность — это не то, что связывает между собой членов мотоклуба. Для Монгола членство в клубе означает двадцатичетырехчасовую отдачу себя общему делу, клубу. Они презирают закон и не боятся показывать это окружающим.
Женщины играют немаловажную роль в жизни мотоклуба. Их называют «мамками», «овцами» или «старухами» и считают их сексуальной «собственностью» либо кого-то из членов клуба, либо мотоклуба в целом. Такие, как Викки, жена Рокки и мать его детей, обычно пользуются большим уважением других членов мотоклуба. Это значит, что никто не покажет своего неуважения к ней, никто не поднимет на нее руку. Рокки, напротив, имеет право выбивать из нее любое дерьмо, и никто не может сказать ему и слова об этом.
Наверное, самый печально известный пример отношения к женщинам в аутло-мотоклубе был освящен газетой «Ньюсвик» в 1967 году. Этот эпизод был связан с делом девятнадцатилетней Кристины Диз, подруги одного из членов мотоклуба Outlaws MC, которого звали Норман «Паук» Ризингер. За то, что девушка отдала своему парню не все свои деньги, Кристина была приговорена к «церемониальному наказанию». Ее публично распяли Паук и другие аутло. Если верить «Ньюсвик», она «даже не кричала», когда байкеры прибивали ее гвоздями к дереву и оставили так висеть на несколько часов. Когда они наконец сняли ее и отвезли в больницу в Палм Бич, она сказала врачам, что споткнулась и упала на доски с торчащими гвоздями. Этот ужасный инцидент всколыхнул общественность, начались преследования байкеров и их женщин. Губернатор Клод Керк сказал тогда: «Эта шайка ублюдков должна понять, что их не ждет ничего хорошего… Я надеюсь, теперь молодые, жаждущие приключений девушки понимают, что их не ждет ничего, кроме обожженных пальцев и торчащих гвоздей». Но после того, как Кристина оправилась от ран, она не только продолжила встречаться с Пауком, но и демонстративно носила гвозди, которыми ее прибивали к дереву, на шее в качестве украшения.
Легко сделать вывод, что женщины байкеров являются жертвами бесчеловечного отношения. Но если вы пообщаетесь с ними поближе, быстро поймете, что быть собственностью мотоклуба — это как раз то, что является их смыслом жизни. Практически все они сами сделали свой выбор, они счастливы носить нашивку с надписью «собственность мотоклуба». За все сексуальные принуждения и унижения они получают чувство принадлежности к чему-то большому, чувство силы. Пока они носят эту нашивку, они неприкасаемы для всего остального мира. Никто, будучи в здравом уме, не станет навлекать на себя гнев всей Нации Монголов.
Ошиваясь в «Местечке» весной 1998 года, я быстро обнаружил множество девушек, которые были рады отдать свои тела в собственность мотоклуба. Как-то ночью, в районе двенадцати, я уже направлялся к выходу, когда один из завсегдатаев хлопнул меня по плечу со словами:
— Лучше оставайся, сегодня будет ночь голого бильярда.
Он указал на одну из девушек. Я наблюдал, как она прогуливается около бильярдного стола. Ей было под тридцать, немного мужиковатая, но с прекрасной фигурой. Она вела себя как мужик, и играла как мужик.
Я быстро понял правила игры. Девушка играет с парнями в бильярд на деньги, если проигрывает — снимает с себя что-нибудь. Вариант стрип-покера. Либо она заканчивает с карманами, набитыми деньгами, либо играет дальше абсолютно голой под аплодисменты и смех окружающих. Окружающие, разумеется, аплодируют не ей, а сопернику, который ее раздевает. Она может выиграть доллар, но потом потерять блузку, потом заработать еще доллар, но остаться без штанов. Под конец она может выиграть десять баксов, но даже не иметь карманов, куда бы их можно было положить.
К тому моменту, когда на ней оставались только кеды, в бар вошел Рокки. Я угостил его пивом, и мы присоединились к шоу. Не надо быть гением, чтобы понять, что девушка испытывала от происходящего не меньшее удовольствие, чем окружающая ее толпа мужиков. Примеряясь к удару, она низко нагибалась над столом, пока не становилось ясно, что все собравшиеся в «Местечке» затаили внимание от увиденного, она терлась напряженными сосками о зеленое полотно стола, приглашая всех присутствовавших принять участие в шоу.
«Местечко» было маленькой, тесной забегаловкой, там не было достаточно места, чтобы зрители могли держаться на дистанции. Пока она закатывала шары и провоцировала окружающих, подпевая музыкальному автомату, я услышал возбужденный гул в толпе зрителей и подошел поближе. Один из Монголов сунул ей горлышко своей бутылки прямо между ног, но она даже не отреагировала на это. Так она передвигалась вокруг бильярдного стола, получая то бутылку, то шлепок, и это для нее ничего не значило.
Мысль о том, что она может быть чьей-то женой, сестрой или даже матерью, потрясла мое сознание. Но, так же, как и большинство людей, которых я повстречал в течение расследования, эта женщина сама этого желала, и я ничего не мог сделать, чтобы спасти ее от самой себя.
Женщины всегда были катализатором самого ужасного насилия. Наступив на хвост любой из женщин Монголов, можно получить на свою голову массу неприятностей. Я был свидетелем одной истории, случившейся с парнем по-имени Джонни-О. В первый раз я услышал о нем на поминках. Несколько Монголов буднично обсуждали драку в «Местечке», произошедшую днем ранее. В общем-то драки в «Местечке» случаются регулярно, но в этот раз разговор о ней не звучал, как описание очередного раунда любительского мордобоя.
Джонни-О, местный туюнгский пьяница, ввязался в драку с другим завсегдатаем «Местечка». Желая покончить с разногласиями, он схватил бильярдный кий с целью огреть им оппонента. Закончилось все тем, что он зацепил кием девушку, стоящую у него за спиной и сломал ей челюсть. В общем-то, вполне обычная ситуация для местного бара, но эта девушка оказалась старухой одного из Монголов, который в тот момент отбывал очередной срок в тюрьме штата. Это стало большой проблемой для Джонни-О.
Доминго мог приказать чепте Сан-Фернандо засунуть бильярдный кий Джонни-О в задницу, но он предоставил ему альтернативу. Он мог бы оплатить все расходы на лечение подруги Монгола. Также он мог бы ежемесячно оплачивать мотоклубу моральный ущерб до тех пор, пока Монголы не решат, что Джонни искупил свою вину. Звучало разумно.
Буквально через несколько дней я встретил Джонни-О в «Местечке». Это был среднего роста блондин с длинными волосами ниже плеч. Он явно гордился своим хайром. С такой прической он был похож на фронтмена какой-нибудь хэви-метал группы середины 80-х. Он подошел ко мне с вопросом, не видел ли я Рокки или еще кого-нибудь из Монголов. Я ответил, что скоро должен подъехать Доминго.
Джонни-О выглядел испуганным, и он объяснил почему. Днем ранее к нему нанес визит Рокки и объявил, что Джонни пропустил срок оплаты морального ущерба, нанесенного мотоклубу порчей его собственности. Пока Рокки объяснял это, Джонни молча глядел в темную пустоту дула его револьвера калибра .38.
Через несколько дней на очередной попойке в «Местечке», по какой-то причине — алкоголь, наркотики или недостаток серого вещества — план погашения задолженности перед мотоклубом был отвергнут. Оправившись после душевной травмы, нанесенной визитом Рокки, Джонни решил, что больше не будет платить Монголам. Наверное, одновременно он принял решение покончить жизнь самоубийством, поскольку тут же рассказал всем окружающим о том, что не боится Монголов.
Как только Джонни-О покинул бар, Каррена, которая являлась собственностью Кида, президента чепты Риверсайд, не только рассказала обо всем Рокки и Доминго, но и согласилась принять участие в программе по его перевоспитанию. Каррена позвонила Джонни-О и сказала, что у нее есть для него временная работа в баре. Джонни нуждался в деньгах и хватался за любую работу, так что он согласился выйти на следующий же день. Чепта Сан-Фернандо в полном составе с разъяснительными инструментами в руках уже ждала его.
После того, как все разногласия были улажены, скальпированный Джонни был отправлен в госпиталь для пересадки кожи и проведения серии пластических операций. Больше я никогда не видел Джонни. Да и никто не видел. Но к флагу чепты Сан-Фернандо, который в настоящий момент находится в хранилище доказательств АТО, долгое время был привязан скальп Джонни-О.
Был вечер пятницы, я был дома, собирая вещи для поездки в Портервиль с Монголами. Только что я по телефону пытался объяснить своим детям, что работаю все выходные и не смогу выбраться к ним даже на денек. Им было трудно это понять. Мой младший начал ходить в секцию бейсбола, и я очень хотел сходить к нему на занятия, но эта поездка в Портервиль была очень важна, поскольку могла дать серьезный прогресс для расследования. Моя девушка злилась на меня за то, что мои мысли, мои вечера и все мое свободное время было занято Монголами. Она чувствовала, как отдаляется от меня, и я не виню ее за это. Все свое время я тратил на расследование.
Собирая вещи, я пытался объяснить ей, насколько важной была эта поездка, но она не могла посмотреть на вещи с моей точки зрения, а я, к сожалению, не имел права посмотреть с ее.
— Слушай, я должен делать то, что должен, — сказал я, и в эту ночь мы не обмолвились больше ни словом.
Проснувшись ранним субботним утром и коротко попрощавшись, я завел мотоцикл и поехал в Туюнгу. Был шикарный южно-калифорнийский денек, и, как только я ощутил прохладный встречный ветер, понял, что готов к поездке.
У «Местечка» меня уже ждали члены чепты Сан-Фернандо, и мы тут же выехали. Портервиль — небольшая деревенька в 165 милях к северу от Лос-Анджелеса. Это примерно на середине пути от Л.А. в Сан-Франциско, в том месте, где начинается Национальный Парк Секвойя, одно из излюбленных мест Монголов.
Обычная площадка для кемпинга. Обычная до тех пор, пока не приедут сто пятьдесят байкеров-однопроцентников. Заезжая на площадку, я заметил небольшой автобус-кемпер, припаркованный на другом конце лужайки. Немного позже к лагерю подъехали непрошеные гости. Просто обычные джанки, разъезжающие на старом трейлере. После того, как им объяснили, что они попали на территорию Монголов, и они отказались уезжать, несколько Монголов побили их и отпинали ногами. Побитая пьянь в конце концов поняла, что лучшим выходом из положения будет покинуть чужую территорию.
Зашло солнце, заиграла музыка, запахло барбекю. Я решил взять несколько бутылок пива и пойти потусоваться с остальными. Мы с Рокки обошли несколько лагерей других чепт, в которых меня ко мне относились уже вполне приветливо.
Через несколько часов после захода солнца члены чепты Сан-Фернандо направились к основной площадке, где была развернута сцена и тусовались остальные. Из динамиков ревел рок, мелькали огни цветомузыки.
Доминго с силой хлопнул меня по плечу, чтобы привлечь внимание, и указал на пятерых или шестерых голых девчонок, выходивших на сцену. Молодых, сексуальных и подтянутых. Они начали танцевать под музыку, снимая и без того малое количество одежды, которое было надето на них до этого. В отличие от клубных стриптизерш, эти девчонки не стремились остаться в стрингах. Полностью раздевшись, они вытащили на сцену несколько Монголов.
И тут я услышал, как Доминго орет:
— Эй, крошка, а ну-ка сядь на лицо моего другана?!
Доминго размахивал пятидолларовой банкнотой перед стриптизершей — все равно, что тыкать палкой в разъяренного льва. Затем он обернулся, схватил меня за шиворот и натурально выбросил на сцену. Я приземлился на спину, в один прыжок стриптизерша настигла меня. Я услышал громкие одобрительные крики Монголов. В моей голове пронеслись мысли об отчетах АТО и моей бедной, брошенной девушке. Одобрительные крики окружающих тем временем подстегивали стриптизершу к действию. Раскачивая бедрами в такт музыке, она встала на колени и обхватила бедрами мою голову, совершая поступательные движения. Через несколько секунд она остановилась, и я смог сделать глоток свежего воздуха. Доминго стащил меня со сцены еще до того, как я попытался встать на ноги. Я собрался с духом и, как боксер-победитель, вытянул вверх обе руки с зажатыми кулаками, все еще чувствуя вонь стриптизерши на своих губах.
— Билли! — Монголы приветствовали меня, хлопая по плечам, но буквально через минуту внимание их было снова захвачено танцующими на сцене девчонками.
Я наблюдал, как Монголы становились все более дикими и развязными со стриптизершами, и шоу вскоре закончилось.
Когда через несколько часов лучи восходящего солнца пробудили меня ото сна, моя голова буквально раскалывалась. Это было не обычное похмелье, это был самый тяжкий в мире бодун.
— Вот бля, — услышал я самого себя, — лучше было бы сдохнуть.
В районе одиннадцати встал Доминго и сказал, что надо двигаться дальше, в Визалию, чтобы отпраздновать с нашими братьями из Центрально-Калифорнийской чепты. Это было как раз то, что я боялся услышать — голова раскалывалась.
Я должен был собраться, к двум часам дня чепта Сан-Фернандо и Центрально-Калифорнийская чепта должны были въехать в Визалию. Возможности связаться с Цикконе и предупредить его о перемене планов не было. Он должен был подстроиться под ситуацию и выехать вслед за колонной байкеров, но я волновался о том, не вышел ли он из дела. Но, остановившись на светофоре по дороге в Визалию и посмотрев в зеркало заднего вида, я увидел глаза Цикконе так близко, как будто это были глаза девчонки, которую я вез вторым номером. Я ту же подумал, что кто-нибудь может его заметить и подал знак, чтобы он держал дистанцию. В то время наше расследование не дошло еще и до середины, и мы оба выучили несколько уроков на будущее.
Мы въехали в Визалию и добрались до клабхауса Центрпльно-Калифорнийской чепты Mongols MC. Я устал как собака, как и Рокки, и Тухлый, и все остальные. Мы разместились по кроватям, диванам, раскладушкам. Уставшие Монголы падали везде, где можно было поспать.
Едва очнувшись на следующее утро, я заметил оживление. Президент принимавшей нас чепты сделал неплохой бизнес на кокаине, и торчки начали шастать с самого утра. Еще одни вещь, которая быстро привела меня в себя — случайно услышанный разговор о намечавшейся работе по перевозке партии оружия членами мотоклуба. Я прислушался к деталям разговора, притворяясь спящим и представляя себе, каким образом эта информация будет отражена в отчетах по итогам расследования.
В конце концов Доминго и президент Центрально-Калифорнийской чепты решили, что пора прошвырнуться по барам, что вызвало бурное обсуждение между чистящими зубы и принимающими душ Монголами. Рокки хлопнул меня по плечу в знак готовности, но Тухлый был другого мнения. Ничто, кроме холодного ведра воды на голову, не могло поднять эту ленивую задницу. Доминго набрал воды, и в конце концов Тухлый, с криками и проклятьями убежал приводить себя в порядок.
В компании дюжины Монголов я ввалился в один из баров Визалии. Пока я выходил в уборную, Монголы из другой чепты начали расспрашивать Доминго по моему поводу. Когда я вышел, он начал задавать мне вопросы о том, где я был и кому звонил. Я ответил, что звонил своей девушке, и тогда, схватив меня за грудки, Доминго произнес:
— Я наблюдаю за тобой, Билли.
Где-то в районе десяти вечера, после того, как Доминго выяснил отношения с менеджером бара по поводу нескольких десятков баксов неоплаченных за пиво, он сказал мне, что мы собираемся поехать в одно местечко, чтобы пересечься со стриптизершами. Я мог только представить себе, что это могло означать. Монголы прикончили пиво и направились на выход. Покинув бар, я осмотрелся в поисках Цикконе и, не имея возможности нормально посмотреть по сторонам в присутствии Доминго, пошел к своему мотоциклу.
Некоторое время мы ехали по улицам Визалии, затем подъехали к небольшому дому. Я не знал, кому он принадлежит, а Доминго сказал, что президент Центрально-Калифорнийской чепты сделает пару звонков и девчонки скоро приедут сюда. Мне даже стало интересно, во что это все выльется.
Прикончив еще пару бутылок пива, Доминго выложил конечный план вечеринки. Он сказал, что девушки будут думать, что идут на закрытую вечеринку, и что им хорошо заплатят за выступление. Со смехом он добавил:
— А на самом деле мы свяжем их и будем трахать до самого отъезда в Л.А.!
— Классный план, — с натянутой улыбкой ответил я.
Внутри я сдерживал рвотные позывы от грядущего похищения и группового изнасилования, стараясь скрыть панику на своем лице. Я пытался придумать какой-то план, чтобы не принимать во всем этом участия.
Я огляделся, даже не до конца представляя, где нахожусь, и размышляя о том, где сейчас может быть Цикконе с группой поддержки. С собой у меня не было оружия — на этой стадии расследования носить его с собой было слишком рискованно, Монголы могли обнаружить пистолет. Зато у некоторых Монголов с собой было оружие, а тот факт, что почти все они находились под кайфом, не улучшал ситуацию. Взывать к их чувствам было бесполезно.
По прошествии часа, пока я размышлял о том, что мне делать дальше, ко мне подошел Кид, парень Каррены, являвшийся президентом чепты Риверсайд. Кид был хардкорным однопроцентником, только что вышел из тюрьмы, где сидел за торговлю наркотиками. Кид не доверял мне. Он посмотрел мне в глаза и сказал:
— Сахарку, Билли?
— Чего-чего?
— Я говорю, сахарку дернешь?
Я уставился на него непонимающим взглядом.
— Кокаин, Билли! — вспылил он, — Ты, блядь, кокаин нюхаешь?
— Да, иногда бывает, но сегодня мне не до этого дерьма.
— И как приходы?
— По мне, так достаточно жестко… Господи, да ты в два раза младше меня! Кокс вперемешку со всем выпитым сшибет меня с ног!
— Скорость поставит тебя на ноги, Билли. Все, что тебе нужно — это немного скорости.
Подошел Доминго и кивнул:
— Да, Билли, дерни немного.
Я ни разу не видел, чтобы Доминго употреблял наркотики, да он к ним просто не притрагивался. На нем еще висело условное, он недавно вышел из тюрьмы и должен был проходить тесты на наркоту каждую неделю.
Взгляд Доминго жег кожу. Все хуже и хуже. Я обернулся, чтобы посмотреть на реакцию других Монголов.
Монголы настолько давно играют в казаки-разбойники с копами, что знают наизусть все признаки копа под прикрытием. Нельзя просто извиниться и свалить. Если бы я мог сказать Доминго, — «Эй, мне сдавать анализ на наркоту на этой неделе», — они захотят узнать, где и с кем я сидел, и как зовут моего надзирающего офицера.
Монголы имеют много знакомств в федеральных тюрьмах и в тюрьме штата, так что проверить такую легенду им бы не составило труда. Если бы я соврал, что мне нужно сдать тест на наркотики при поступлении на новую работу, это тоже легко проверялось. Не многие компании стремятся залезть в личную жизнь своего будущего сотрудника, они скорее сделают ставку на вопросы профессиональной квалификации, чем попросят принести тест.
Кид отошел к машине и сделал на капоте две линейки метамфетамина. Затем, достаточно громко, чтобы услышали все, он крикнул:
— Тащи сюда свой зад, Билли! Либо ты примешь, либо никто больше не поверит ни одному твоему слову!
Я почувствовал, как мое лицо наливается краской. Меня загнали в угол, и теперь было сложно оттеснить противника от канатов. Но я выполнил дипломную работу, я изучил, как действовал Коз, когда оказался в той де ситуации во время работы под прикрытием в Vagos MC.
Вместо того, чтобы поникнуть, я прокричал в ответ Киду:
— Ты и так не веришь ни одному моему слову, ублюдок! Я не хочу разъебать свой байк об дерево по дороге домой просто потому, что ты так хочешь! Пошел нахуй!
Наступила тишина. Претенденты не разговаривают в таком тоне с полноправными членами клуба. И уж точно не разговаривают в таком тоне с президентами чепт. Я почувствовал, что пора убираться. Зато теперь у меня была неплохая отговорка, чтобы запрыгнуть на мотоцикл и скрыться до начала группового изнасилования стриптизерш.
К моему разочарованию, Кид рассмеялся:
— Мне больше достанется, — и сам вдохнул обе дорожки. Все остальные хором рассмеялись.
Шли часы, а стриптизерши все не появлялись. К трем ночи почти все Монголы были пьяны и удолбаны настолько, что уже не могли ни на чем сфокусироваться. В конце концов Доминго сказал: «Да ну нахуй». Мы были готовы возвращаться домой.
Групповое изнасилование могло стать самым сложным тестом в моей жизни. Если бы я не принял в этом участия, меня бы не приняли в мотоклуб. Конечно, о том, чтобы принять в этом участие, не могло быть и речи, я говорю это как коп, как отец, наконец, как человек с моральными принципами. Но что я мог поделать? Если бы я попытался помешать им, моя легенда была бы разрушена и, скорее всего, я был бы уже мертв. Без оружия и без поддержки не было ни единого шанса остановить нагруженных метамфетамином и кокаином Монголов.
Но удача улыбнулась мне. И еще она улыбнулась тем стриптизершам.
Монголы кажется потеряли ко мне интерес и больше не устраивали мне испытаний. Молча они заводили свои мотоциклы. В последний раз я окинул взглядом квартал — по-прежнему не было видно и следа Цикконе.
Я безумно устал. За последние двое суток я спал от силы часа три. Если бы я добрался до дома живым, это было бы уже большой победой. Миля за милей, мы ехали до тех пор, пока не взошло солнце. К пяти утра мы наконец добрались до Сан-Фернандо, а моя больная голова все еще была забита мыслями о Монголах и стриптизершах.
